
Вот вчера например. Описался так, аж спина мокрая. Ночью. Ору им, что мне некомфортно, а они...
Это как надо меня не любить, чтоб обделавшемуся вместо сухого памперса на задницу, соску в рот засунуть. От нее суше не становится… Естественно я ее выплюнул. Объясняю им дальше про мокрые штаны. Не понимают…
Описался!!! — ору я им. Бесполезно. Да, кстати, пацан ли я? Пошевелился, вроде в памперсе что-то мешает. Уф, отлегло. Пацан. Настоящий.
А это кто сонный? Какое «кушать хочет?!» Сухости хочу!
Может тихо говорю? Надо попробовать погромче. А-а-а! Уже трое сонных. Пытаются понять.
Нет, они точно или арабы или монголы. Ну какое ути-пути? По-русски говорю, меняйте штаны!
Не, ну ты посмотри, опять соску вставили. Ну блин, вырасту, я им ее вставлю…
О! Одна умная нашлась. Памперс говорит надо потрогать. Ну так трогай скорее! Ага, я был прав.
Э, э, эээ погоди, ты че, раздевать меня будешь? А технологии смены памперса не раздеваясь еще не придумали? Ну ладно, оголяйте!
Брррр, что-то зябко. Одевайте скорее. Эй, вы че там у меня разглядываете? А, любуетесь? Ну лана. Все-таки теплый памперс...
Че-то есть захотелось. Есть хочу!!! Блин, послал же бог тугодумов! Ну какое — «Опять описался»?!!! Нечем. Повторяю по слогам и громко — «не-чем!!!»
Стой, стой, ты куда памперс расстёгиваешь, тока согрелся. Чё, удивлена? Пусто в нем? От то-то!!
О! Опять эта же умная грит — мож покушать ему дать? Молодец, умная. Главной назначаешься.
Слышу умная глупому говорит — ты там то-то сделай, то-то и еще раз десять то и то. Ну точно, не ошибся. Она главная.
Чмок-чмок, ммммм вкусно то как. Чё-то в сон клонет. Вздремнуть, что ли? Соску дай. Кому говорю, дай соску!!! Сос-ку - сос-ку!
О! Даже глупый понял. Растёт народ, и это радует. Завтра проснусь, займусь дальнейшим их воспитанием.
Хррррр...
Красивенькие и фотогеничные.
Вот воспоминания сорокалетней женщины, которая долгие годы не могла поделиться своими, не совсем обычными воспоминаниями. «Я помню ощущения катастрофы или болезни, когда невозможно понять, где я и что произошло. Будто ничего невозможно „додумать“ до конца, потому что в середине какой-то мысли впадаешь в забытье. Из первых ощущений — помню боль в пупке, которая усиливалась при крике. Очень хорошо помню свою растерянность при обнаружении, что меня не слушается мое тело — не могла повернуться или почесаться, хоть очень хотелось (вместо этого я с силой ударяла себя по лицу). Самое жуткое впечатление осталось от попыток заговорить с окружающими: вместо слов у меня получались звуки, которых я очень пугалась и сама для себя называла „звериные“ Когда я рассказала это моей бабушке, которая меня растила, она подтвердила, что я в младенчестве практически не плакала, а начав плакать, сразу замолкала. Правда, это относилось только к моим попыткам заговорить — когда я испытывала, например, сильную боль, я плакала, не имея сил сдержать себя. Вообще, я чувствовала себя, как взрослый человек, попавший в аварию, который очнулся и не понимает, где он и что с ним, куда он попал. Эти ощущения очень отрывочны, потому, что было невозможно сосредоточиться на мысли или ощущении более, чем на мгновение. Зато тактильные ощущения запоминались очень ярко; например, было неприятно, когда меня клали голым телом на шерстяное одеяло. (Поэтому мне очень хорошо запомнилась красная байковая пеленка, на которой мне было очень хорошо лежать. Это воспоминание — ранее шести месяцев, потому что, как мне потом рассказали, эта пеленка была забыта на даче, откуда меня увезли шестимесячной, и, кстати, мне никто не мог про нее рассказать)».
знаменитая Шарон Стон тоже вспоминает в одном интервью: «Я родилась уже взрослой, и это было странно — пребывать в этом детском теле».
ребенок, который еще не умеет сидеть, понимает все слова и имеет своеобразную внутреннюю речь.
Я себя помню еще в яслях с полутора лет. Потом уже обрывки.
Старый боян вспомнил.) Жизнь наоборот называется...
Представь себе:
Сначала люди едят и пьют за твое здоровье, потом несут тебя в дом, где все родственники признаются в любви.
Потом ты ни хрена не делаешь, надоедаешь своими советами детям, катаешь внуков на коленках и вспоминаешь старые добрые времена за бутылочкой настойки с соседом.
Затем ты молодеешь без всяких усилий и начинаешь работать на непыльной работе для пенсионеров.
В какой-то момент вырастают все зубы и в тебе просыпается страсть к жене.
Постепенно работа становится сложнее, твой чин - ниже, но это не очень важно: еще через несколько лет в тебе просыпается страсть ко ВСЕМ женщинам.
Твоя дочь идет в школу и не надо ломать голову над ее будущим. Ты вдруг становишься привлекательнее и можешь выпить полтора литра без закуси. Твоя жена уходит и ты можешь бесконечно смотреть футбол под пиво с воблой.
Еще через некоторое время ты уходишь с работы чтобы учиться в институте, где сама учеба не столь важна, а цель представляют студенточки-первокурсницы и отмечание Татьяниного дня и всех зачетов.
Твой гастрит внезапно пропадает, ты возвращаешься домой, к родителям. Не надо самому готовить, стирать и подметать полы. В школе преподают то, что ты давно знаешь. Ты в первый раз куришь и идешь на школьную дискотеку.
Потом тебе не надо учиться и ты проводишь дни в приятном строительстве башен из кубиков, разукрашивании альбомов и поедании мороженного.
Немного позже ты перестаешь бегать как угорелый, а валяешься в свое удовольствие в кровати. Каждая твоя глупая рожа вызывает у людей умиление, а к женской груди ты имеешь доступ круглосуточно (!!!).
Через какое-то время ты возвращаешься туда, где тепло и спокойно, где нет перепадов температур и атмосферных бурь, комаров и соседей. Там ты проводишь последние 9 месяцев и… УМИРАЕШЬ ОТ ОРГАЗМА!!!
))))))))
какая прелесть!)
автор пребывает в полном счастии = я бабушка!)
*умилительно!)
Ага!