Искупление.

Нина шла тихими шагами, аккуратно поддерживая маму, Лидию Николаевну, под руку. Прошли коридор, миновали большую комнату с роскошными окнами на проспект и балконом, опять небольшой коридорчик и вот ещё комнатка, небольшая, но уютная, расположенная близко от удобств, как раз для старого человека. Нина открыла дверь и помогла маме зайти. Едва дойдя до кровати, Лидия Николаевна тяжело опустилась и вздохнула. Обвела глазами свое новое старое жилье и улыбнулась. Всё, как и тогда, когда она уехала. Тогда тоже была осень. Хмурый холодный день, затянутый пологом туч, моросивших сыростью и безнадегой. Сейчас залитое солнцем, с желтым каштаном за окном, приветливо машущим своими пятернями в потоке легкого ветерка, комната был особенно уютной и милой. Осень выдалась теплая и на редкость солнечная, лето загостилось в этих краях, отдавая свои последние запасы. И не верилось в то, что за год так всё могло перемениться.

- Мама, - сказала Нина. - что-нибудь хочешь?

- Нет, Ниночка, - ответила Лидия Николаевна. - Я полежу, дочечка, отдохну. А потом попьем чайку. Хорошо?

- Хорошо, - ответила Нина, обняла маму и помогла ей лечь. - Я буду на кухне, что-нибудь вкусное приготовлю к ужину.

Она вышла и через минуту вернулась с пустым стаканом и ложкой.

-Вот. Если что-то надо, не вставай, а просто ложкой в стакане позвени и я услышу. Завтра куплю колокольчик, с ним будет легче.

Лидия Николаевна смотрела на дочь и глаза её наливались слезами.

-Ниночка… - всхлипнула она. - Ниночка...

- Мам, не плачь! - кинулась к ней Нина и схватив руку, похожую на прошлогоднюю траву, хрупкую и бледную, прижала к щеке. - Мамочка… Прости нас, пожалуйста, прости!

- Простила, доченька, сразу простила, тогда ещё год назад! - ответила Лидия Николаевна. гладя седые кудри дочки. - И зла не держу. Простила и забыла! Не плачь, не надо.

Успокоившись они проговорили ещё час, погружаясь в воспоминания, как в пучину океана. Сначала вспомнилось недавнее, затем давнишнее, потом совсем из далекой жизни, которая уже больше кажется, чем вспоминается.

Лидия Николаевна, утомившись, задремала, и Нина на цыпочках выйдя из её комнаты отправилась на кухню. Но, сразу к готовке ужина не приступила, слишком взволнованна и растеряна она была. Сварила кофе и, глядя в окно, пила маленькими глоточками, думая, что вот и замкнулся круг событий. Тогда тоже было кофе.

Год назад пасмурное осенне утро безрадостно начало воскресный день. Нина вышла на кухню заспанная, с какой-то смутной тревогой в душе, больше похожей на предчувствие беды, причину которой установить не могла. Муж ещё спал, а сын ночевал у друзей. Нина хмыкнула, она знала, что «друзья» были в юбках, ведь сыну уже шел двадцать четвертый год. Жениться он не думал, отговариваясь, что невесту надо привести в свой дом, а не жить примаком, как его отец, который женился на Нине и пришел жить в дом к теще. И пусть этот дом был старинной пятикомнатной квартирой, где уместились бы не только вся их семья, но небольшой цыганский табор, с кибитками и парой лошадей, но сути дело это не меняло.

Нина вздохнула и потянулась баночке с кофе, когда тренькнул дверной звонок. На пороге стояла Катя, нежданно, негаданно решившая навестить мать и сестру.

- Привет, систэр! - на английский манер поздоровалась Катя. - Спишь? А я по делу!

- Привет! - чмокнула Нина в щеку гостью. - Заходи! Кофе будешь? Только собралась варить.

- Да, давай. - Катя снимала сапоги, чуть задыхаясь от полноты своего тела и возраста. - Видела, Нинка, какие сапожки? Двадцатник отдала, это со скидкой!

Нина покосилась из кухни в коридор больше из вежливости, чем из желания увидеть столь дорогие сапоги, которые сестру приводили в восторг. Сестры всегда были разные, хоть и погодками. С юности Катя обожала модную одежду, обувь, дорогие украшения, духи. Людей и их поступки всегда измеряла материальными мерками. Свою жизнь строила только в соответствии с курсом валют. Круг друзей, знакомых и родных очерчивался уровнем достатка. Алчной назвать Катю нельзя, но меркантильной — с легкостью. Нина была чуть скромнее и приземлениее. Её счастье было всё же в семье, а не в материальном благополучии. Эта разница всегда была поводом для ссор сестер.

Катя, позвякивая презренным металлом в ушах и на запястьях, источая аромат и излучая полное довольство собой, зашла на кухню, где Нина гипнотизировала турку с закипающим кофе.

- Господи, срань какая! Ты когда себе кухню отремонтируешь? - начала Катя свою привычную речь.- Чисто это ещё не значит современно. Денег жаль?

Нина молча повернулась с чашкой и склонив голову уставилась на сестру.

- Ладно. - сразу же сдалась Катя под взглядом сестры. - Но, я не могу понять, как вы тут в пещере живете, как первобытные люди.

-Первобытные люди, - ответила Нина. - это наши родители, твоя сестра с мужем и твой племянник.

- Наши родители, - парировала Катя. - это только мама. Думаю, отец бы меня поддержал!

- Он тебя всегда поддерживал ремнем по хребту, когда ты всю зарплату на шмотки и косметику спускала! - кольнула Нина.

Не найдя, чем ответить, Катя молча пила кофе и постукивала маникюрными коготками по столу.

-Как мама? - спросила она на конец.

Нина неопределенно покачала головой:

- Для её возраста - очень хорошо. Саму себя обслуживать и быть в своем уме в этих летах, уже отлично. Давление чуток скачет, сердце шалит да вот говорила на днях, что вроде бы очки ей нужны сильнее. Сегодня думала съездить за ними в оптику. Ты на машине? Подвезешь?

Катя пару секунд молча постукивала коготками, как будто собираясь с силами, а потом сказала:

- Не хочу ходить вокруг да около, говорю тебе напрямую. Я предлагаю отдать маму в пансионат для пожилых. Там уход лучше, работают профессионалы, врачи, коллектив опять же ближе ей по возрасту. Общий круг интересов, общие темы.

- В богадельню родную мать? - вскрикнула Нина и всплеснула руками.

-При чем тут богадельня! - возмутилась Катя. - Не в богадельню, а специализированное лечебное учреждение. Доплата там небольшая, на двоих вообще мизер.

- Доплата к чему? - удивилась Нина.

- К её пенсии. Пенсию на счет пансионата переводят. Правда совсем не остается денег на карманные расходы, но какие расходы у стариков. За счет этих средств старики и доживают. А хоронят уже родственники.

- Кого хоронят? - спросила Нина, от возмущения перестав нормально соображать.

- Тех, кто там умирает. - терпеливо пояснила Катя. - Они там доживают и умирают, а хоронят за счет родственников. А у кого их нет, тогда за счет пансионата. Но, я узнавала, там что-то совсем убогое, места на отшибе, крест деревянный, вне зависимости от веры умершего, поминок ни каких. Жуть! Мы сами похороним!

Нина слушала её не перебивая и не веря своим ушам. Тупым, немигающим взглядом уставившись на сестру. И если бы Катя сейчас изрыгнула огонь, потрясение было бы меньше.

- Катька, это же мама! - немного придя в себя, она пыталась достучаться до сестры. - Ты с ума сошла! Мама! Родная мама!

- Мои девочки собрались вместе! - послышался старческий тоненький голосок, сопровождаемый шаркающими шагами и легким покашливанием. В проеме двери показалась Лидия Николаевна, маленькая сухонькая старушка в теплом цветастом халате. - А я лежу и слышу «Мама! Мама!». Совсем не хотелось сегодня вставать, такая погода, что все косточки ноют. Но дочки зовут, я собралась с силами и пришла.

Нина вскочила и пододвинула стул:

-Да, Катя пришла, сказала, скучает сильно. - и зыркнула глазами, молчи мол.- А я говорю, спит ещё мама. Не надо будить!

- Ой, девочки мои, как я рада вас видеть обеих! - улыбалась Лидия Николаевна и поочередно гладила руки то одной дочери, то другой. - Катериночка, какая ты красивая, одета просто глаз не отвести! А духи пахнут! Как в садах эдема!

Катя покраснела от досады, что не успела сестру уговорить. Но Лидия Николаевна расценила по своему:

-Ну, чего ты смутилась! Я ж правду говорю, доченька! - притянув к себе, поцеловала её и попыталась погладить по голове.

-Ой, мам, - отстранилась Катя. - Прическу помнешь, не надо.

- Извини, извини. - суетно замахала рукой старушка. - Кофе пьете, а нет ли чайку?

- Да, мам, сейчас заварю. Есть хочешь? - спросила Нина.

- Нет, я чаю с печеньем выпью и пойду лягу. Голова сегодня как-то сильно кружится. Может из-за погоды. - говорила Лидия Николаевна, и счастливыми глазами смотрела на дочерей. - Какие вы у нас ладные и красивые получились. Жаль отец не дожил, посмотрел бы на дочерей. Гордость родителей их дети. В старости, кроме болячек остается одна радость — дети, внуки. Сегодня отец снился. Ещё молодым, каким я его только встретила.

Она помолчала, чтоб справиться с эмоциями, теребя конец пояса фланелевого халата в тонких негнущихся пальцах:

- Тоскую по нему. Когда нам срок придет встретиться второй раз?

-Нескоро, мамочка, - Нина порывисто обняла её. - Не торопись. Ведь мы столько дети, сколько живы родители.

- Не пора ли повзрослеть, дорогуша! - съязвила Катя. - Мам, мы с Ниной решили...

- Ничего мы не решили! - перебила её Нина. - И решать не будем!

- Что случилось? - насторожилась Лидия Николаевна. Старость отнимает не только физические силы, но силы души. А потому к настороженности примешался страх, граничащий с паникой. - Говорите, иначе я с ума сойду от догадок.

- Катька настаивает на ремонте кухни. - попыталась отвести удар Нина.

- К черту ремонт, - рявкнула Катя. И повернувшись в Лидии Николаевне, заговорила ласковым тоном. - Мама, я думаю, что отсутствие сбалансированного питания, неправильный режим сна и бодрствования, отсутствие наблюдения врача быстро ухудшает твое здоровье. Это мало того, что усугубляет твои хронические заболевания, но и порождает новые. Ты целыми днями одна, они все разъезжаются по работам, а ты может быть будешь остро нуждаться в помощи, а позвать некого. Одиночество в четырех стенах быстрее разъест твое и без того больное сердце.

- Эти стены родные… - попыталась возразить Лидия Николаевна, чутко уловив приближение беды для себя.

Но, Катя была далека от тонких материй, поэтому продолжила:

- Мы предлагаем, - но запнувшись о глаза сестры, поправила. - Я предлагаю тебе отличнейшее живописное место, где все недочеты твоего содержания могут быть устранены!

- Содержания? - переспросила Лидия Николаевна с легкой иронией в голосе.

- Мам, не перебивай! - Катя порылась в сумочке и достала брошюрку. На первой странице в обнимку стояли люди в возрасте до пятидесяти лет, с ослепительно белыми фарфоровыми зубами в улыбке, в яркой спортивной одежде на фоне красивого загородного коттеджа.- Вот есть замечательный пансионат для пожилых людей. Отличный уход, квалифицированный персонал, живописное место. Опять же, люди там все твоего возраста, значит будет море тем для беседы.

- Беседы? О чем говорить одиноким старикам с одинокими стариками? О том, что их бросили и свезли в одну общую могилу для живых? - совсем оправившись от шока, спросила Лидия Николаевна. - О том, что их жизнь и судьба уже не интересна родным?

- Катька, это была самая гадкая из твоих идей! - шипела Нина. - Глупее, чем продать дачу и вложить в ваучеры!

-О! Вспомнила! Это когда было! - отмахнулась Катя и вернулась к разговору с мамой. - Ты только сразу не отказывайся, мам, подумай.

Лидия Николаевна молчала, опустив голову и рассматривая свои руки. Руки, которыми вынянчены и выращены её девочки, её дорогие красавицы. Руки, которые обнимали и ласкали, поддерживали их первые шаги, вытирали горькие слёзы с их щек, готовили вкусную еду, содержали дом в чистоте и много чего ещё делали эти руки, чтоб жизнь была лучше, добрее и светлее. А теперь руки состарились и стали никому не нужны, они теперь стали слабыми, плохо слушались, суставы на них воспалились, покорежились. И эти руки выгоняли из дома.

Месяц Катя уговаривала Нину, её мужа и своего племянника, что так будет лучше. Всем будет лучше. В освободившейся комнате могут поселиться молодожены. Она намекала на племянника и несуществующую пока невесту. «Старость крадет время у молодости!» - повторяла, напирала Катя. Нина не могла постичь глубину этой фразы, но под общим нажимом сдалась. Мама сдалась сразу, на следующий день сказала, что хочет уехать, чем полностью обезоружила Нину.

В начале ноября выпал первый снежок. Тонким легким покровом окутав нагую землю белой шалью с крошечными прорехами. И пусть снега было мало и его едва хватило, но он неумолимо предвещал зиму. Холодную, морозную с снежными завалами и короткими днями. По первому снежку, оставляя темные следы, Лидия Николаевна шла следом за Катей к двухэтажному безликому зданию, сложенному из блоков. В окнах без штор виднелись лица стариков, с любопытством и жалостью глядящих на неё. Здание стояло на лысом пригорке и кроме черного высохшего бурьяна и скелетов чертополоха другой растительностью похвастаться не могло. У входа на лавочке сидел старик, погруженный в свои мысли. Проходя мимо, Лидия Николаевна, встретившись с ним глазами, ощутила тоску и отчаяние. Старик кивнул головой в ответ на её мысли. Но в этот момент Катя дошла до двери, поторопила мать и Лидия Николаевна ускорила шаги.

Распахнувшаяся дверь пропела им что-то скорбное несмазанными петлями и послала воздушный поцелуй, пахнувший пригоревшей молочной кашей, хлоркой, спертым воздухом с ноткой настойки валерьяны и корвалола, и духом старых немытых тел. Нина ждала внутри. Она приехала раньше с вещами и документами. А Катя возила маму на кладбище. Это было единственное, о чем она их попросила, отвезти к отцу, перед отправкой в дом престарелых. Подойдя к могильному памятнику, на котором были высечены две даты. Лидия Николаевна не плакала, не причитала, не жаловалась, а молча смотрела не отрываясь на фотографию в медальоне, где черно-белый чуть улыбался муж.

- Посещение в будни до двадцати, в выходные до двадцати тридцати. Еду скоропортящуюся, спиртные напитки, сладости, соки, мясные, рыбные и молочные продукты приносить запрещено. - менторским тоном с полузакрытыми глазами вещала им дежурная на вахте. - Сигареты, зажигалки, спички, электрические приборы, мягкие игрушки, иглы, спицы, ножи, вилки также запрещены. В часы дневного отдыха посещения запрещены, прогулки в любую погоду дальше территории пансионата также.

- А где же...- начала было Нина, но дежурная её перебила.

-На диване в холле или в комнате для посещения. Если вопросов больше нету, то вы можете быть свободны. - обратилась она к сестрам, и подхватив легенькую сумку Лидии Николаевны, жестом указала последней следовать за ней.

Катя сразу направилась к выходу, а Нина долго смотрела вслед маме, уходившей по гулкому коридору с одним тусклым окном в торце, под желтыми, через раз горящими лампами. В эту секунду Нина готова была всё отметить, броситься следом за мамой, и схватив её за руку, бежать, бежать подальше от этого места. Но вот одна из многочисленных дверей, открывшись, поглотила маму и дежурную.

Нина вздохнула и вышла на улицу. Снег прекратился, но тяжелое небо, не двигаясь, висело над миром. Старик, сидевший у входа, обратился к ней:

- Мама или просто родственница?

Как-то вдруг поняв его без предисловий, ответила:

-Мама...

-Плохо. Очень плохо. Разгневали судьбу! Быть беде!

Назад ехали молча. Когда показался дом, Катя сказала:

- Не думала разменять эту конуру на две. Одна для тебя и мужа, вторая сыну. А вообще можно твою и мою разменять на четыре с доплатой.

-Кать, не говори, что ты всё это затеяла ради квартирного обмена.- насторожилась Нина.

-А что в этом плохого? - удивилась сестра.

- Ничего, но квартиру я менять не планирую.- отрезала Нина.

- А ты подумай на досуге, так всем будет лучше!- крикнула Катя вслед убегающей сестре.

В течении двух месяцев Нина приезжала к маме несколько раз, но та отказывалась выходить, ссылаясь на общее недомогание. Однако расспросы дежурной и врача не подтвердил ухудшения здоровья Лидии Николаевны. И тогда Нина поняла, что мама просто не хочет с ней общаться. Оставляя передачки, не повидавшись с мамой, она уезжала с тяжелым сердцем. Катя не ездила ни разу, через сестру передавая приветы. А потом приближающаяся новогодняя суета закружила Нину, отвлекла, отняла свободное время. Было столько дел, столько суеты, столько возникающих новых дел, что она потеряла счет дням.

Новый год решили отмечать у Нины. Катя сказала, что кроме неё и мужа, она приведет пару гостей. Нина не была против. В назначенный час на пороге появилась разодетая в пух и прах Катя с супругом и пара гостей, внешним видом напоминающая крыс. Женщина, с острым носиком и колючими черными глазками, назвалась Ларисой и её муж, тощий лысый мужчина, с тонкими усиками над плотно сжатыми губами, назвался Борисом. Эти супруги-крысы ходили по комнатам, выглядывали из окон, слушали трубы, заглядывали за унитаз и под ванну. Их беседа велась только вокруг квартиры, её возраста, последнего ремонта, состоянию проводки и тому подобному. Как не старалась Нина отгонять от себя дурные мысли, но к концу праздника уже не было сомнений: Катя привела покупателей.

К двум часам ночи гости ушли и Нина накинулась на Катю:

-Я категорически тебе заявляю, что квартиру не намерена менять, продавать и что-нибудь с ней делать! Тебе отошла дача, но ты её просрала! Мне родители отдали квартиру! И руки прочь от неё!

-Ты дура! - орала в ответ Катя. - Сейчас рынок квартир упал, можно хорошо заработать на этом.

-Продавай свою и делай, что хочешь! - перекрывая её, вопила Нина.

- С моей мало что можно сделать! Чего ты сидишь на ней, как курица на золотом яйце! - багровела от крика Катя.

- Моя квартира, хочу и сижу! - вздувалась синими жилами на висках Нина.

И вдруг Катя как-то странно побледнела, одна сторона лица перестала выражать эмоции и глаз на этой стороне лица резко повело в сторону, она качнулась и упала навзничь.

Приехавшая скорая в диагнозе поставила «Инсульт» и увезла Катю. Через четыре часа впавшую в кому Катю подключили к аппаратам. Через пять недель она пришла в себя, но уже была навсегда недееспособной. Через шесть месяцев её муж ушел к другой женщине и подал на развод. А через девять месяцев Катя умерла. Не имея других наследников, всё её имущество перешло Нине. На следующий день, после похорон, она отправилась в дом престарелых.

Нина ехала к маме и не могла понять, что именно она чувствовала. Утешение от того, что задуманное ею снимет бремя вины, или облегчение, что муки Кати кончились, угрызение совести, что изначально нельзя было так поступать, или предвкушая радость от встречи с мамой. Лидия Николаевна встретила дочь очень радушно. Совала ей какие-то карамельки, расспрашивала о делах, о семье.

- Мам, - сказала дочь. - поехали домой.