Чужой дом ч.6

Часть 5 здесь

Не смотря на поздний час Лидия Николаевна нашла телефон частного юриста и договорилась с ним о встрече на следующий день в восемь часов утра. Сразу же набрала директору колледжа, в котором преподавала, чтоб сообщить об увольнении.

Разговор вышел неприятный. Директор упирал на отсутствие совести у неё и начале учебного года у него. На все уговоры и посулы Лидия Николаевна отвечала неуклонным отказом, но согласилась подождать, пока ей найдут замену. Узнав о проблемах с жильем, директор обрадованно сообщил, что в общежитии колледжа есть гостевые комнаты, не сообщающиеся с остальными и предложил туда перебраться на время.

Всё затянулось глубоко за полночь. Взбудораженная, расстроенная и в тоже время обнадеженная, Лидия Николаевна ходила из угла в угол гостиничного номера. Плохо соображая, пытаясь упаковать вещи в чемодан для переезда, не могла остановиться и всё ходила, ходила, ходила. Часы показали начало третьего ночи. Захотелось поесть и выпить горячего чая. Но питаясь в столовой, она не имела никаких припасов съестного. Немного поколебавшись, спустилась к дежурной на первый этаж.

Ночной дежурной оказалась хрупкая девушка едва перешагнувшая совершеннолетие, смущаясь при каждом обращении к ней, отводила взгляд в сторону, отчего создавала странное впечатление. Но была на редкость отзывчивой и душевной. Лидия Николаевна спросила, не будет ли чая? Девушка с радостью поделилась своим чаем, сахаром. Они разговорились и ночная дежурная поведала грустную историю о матчихе, а после смерти отца, и об отчиме, о полуродных брате и сестре, пользующихся вниманием и заботой, о нелюбви, одиночестве и о том, что работает она для того, чтоб меньше быть дома ночью, так как днем учится и подрабатывает в техникуме, чтоб получить профессию, найти работу и уйти от них навсегда.

Слушая исповедь девушки, Лидия Николаевна отвлеклась от своей беды. Но вернувшись в номер, уже под утро, подумала как мало счастья в мире, как тяжело его терять, как страшно, когда жизнь отнимает все шансы на победу в нелегком единоборстве с судьбой.

В восемь утра, не поспав ни единой минутки, Лидия Николаевна открывала скромную дверь крошечной конторки юриста, согласившегося с ней на встречу. Маленькая прихожая, она же приемная, упиралась в его дверь не имея в себе секретаря или помощника. За дверью находилась просторная комната, от пола до потолка представляющая собой архив, судя по количеству бумаг, кабинет директора, судя по мебели и аксессуарам, и тайную комнату Старого колдуна, судя по человеку, который восседал на высоком кожаном кресле за массивным столом из темного дерева. Это был чрезвычайно худой старец, убеленный сединами, не имеющий никакой растительности на лице, даже ресниц и бровей, смотрел пристально и колко серыми глазами сквозь холодно поблескивающие очки, тонкие губы сложены в едва заметную улыбку, выражающую приветствие и ехидство одновременно.

-Ну-с, - обратился Старый колдун к Лидии Николаевне, жестом приглашая её присесть, и продолжил ироничным тоном. - Чем могу быть полезен в столь ранний час?

Она сидела и не знала, как начать. Было стыдно признаться в том, что её муж предал, изменил и нагло заменил другой женщиной. Что не стало храма любви, очага, семьи. И теперь она изгнана из квартиры, которая была куплена почти полностью на её деньги. Что это была не просто квартира, а её гнездо, пристанище, её крепость. Которую она любила, украшала, ухаживала за которой с любовью и радостью. Что кроме всего прочего там остались дорогие её сердцу вещи, одежда, да много чего ещё, что составляет жизнь женщины. Женщины уже не молодой, прожившей большую часть жизни, и думавшей, что имеет свой уголок, свой дом. А теперь этот дом стал чужим и ей некуда идти, что живет в гостинице, где нет даже возможности перекусить и выпить чаю, когда захочется. Лидия Николаевна открыла рот, вдохнула и заплакала...

-Развод? - сказал Старый колдун неожиданно потеплевшим голосом.

Она кивнула в ответ, вытирая слёзы.

-Раздел имущества?

Она кивнула.

-И не хочешь лично присутствовать, так как невиновная сторона? - перешел он вдруг на ты.

Она кивнула в третий раз и закрыла лицо руками, не в силах остановить слёзы.

Спустя два часа, покинув юриста, совершенно спокойная и уверенная в себе Лидия Николаевна перешагнула порог кабинета директора колледжа, заполнила необходимые документы для вселения в гостевую комнату и ещё раз подтвердила своё согласие подождать замену. Уроки начиналась через две недели и работы у педагогов было больше, чем очень много.

Лидия Николаевна до позднего вечера провозилась в своем кабинете. И вдруг совершенно нечаянно вспомнила, что в следующем году было бы двадцать лет, как она работает здесь. В этом колледже. В этом кабинете. Что коллектив почти не поменялся с момента её прихода. Срослись, сроднились люди за такой длительный срок. Но судьба решила, что пора им расстаться.

Лидия Николаевна взором гладила полочки шкафов, установленных по её чертежу и желанию, кадки цветов, выращенные её руками для украшения аудитории, на плакаты, на окна, ученические столы. Куда бы не падал взор, за любой деталью, вешалками, гвоздиками, светильниками были воспоминания, лица, люди.

Ожидание нового педагога заняли два месяца. На исходе октября в колледж явилась юная особа с дипломом о возможности преподавать, с надменным выражением лица и высокомерными интонациями в голосе. Директор с радостью тряс ей руку, а ученики смотрели исподлобья. Особа критически окинула взглядом аудиторию, ухмыльнулась и пожелала Лидии Николаевне хорошего отдыха, почему-то подразумевая выход на пенсию. В течении трех дней Лидию Николаевну рассчитали и уволили из колледжа по собственному желанию.

Но все эти события в октябре совершенно не могли затмить ярких и эмоциональных событий сентября. Когда Старый колдун, оказавшийся виртуозным и знающим юристом, совершил два чуда, молниеносно выиграв подряд два дела в судах, после которых Лидия Николаевна оказалась свободной женщиной с достаточными средствами. Он неопровержимо доказал и вину Сергея Петровича, и настоял на разделении имущества строго пополам, что вынудило бывшего мужа продать так любимую им машину и её холеный гараж, а так же влезть в крупные долги, чтоб не менять квартиру, дабы сплотить бывшей жене всю причитающуюся сумму по решению суда. Старый колдун лично присутствовал, когда Лидия Николаевна последний раз вернулась в квартиру за своими вещами, чтоб ни единое право его клиентки не было нарушено. Он тогда же остановил разбушевавшегося, как быка на корриде, Сергея Петровича, пообещав ему всё, вплоть до уголовной ответственности.

Лидия Николаевна медленно, как во сне, переходила из одной комнаты в другую, из кухни в ванную, мучительно и остро подмечала чужую руку во всем, чужие вещи, косметику, утварь и прочее. Болезненно реагируя, но не подавая виду, на то, что её место полностью занято другой. Что несколькими месяцами вычеркнуты годы совместной жизни, радости, горести, достижения и поражения. Как будто бы их и не было. А сама она, как эхо из забытой жизни, как привидение давно умерших чувств, здесь лишняя. И если бы не юрист, по отечески напоминавший ей: «А зимнее? А обувь? Украшения? Драгоценности?», она бы, пожалуй, так и ушла с пустыми руками в никуда, лишь бы подальше отсюда...

Ирочка и Игорь не присутствовали при всём этом. То ли самоустраняясь затрудняясь с выбором стороны, то ли давая возможность родителям самим решить свою судьбу без их вмешательства, то ли просто забыв о том, что сегодня состоится это малоприятное мероприятие. В любом случае, Лидии Николаевне показалось это равнодушием и опять её охватило отчаяние и удушливое одиночество, мешающее с надеждой смотреть в будущее.

Сидя вечером в гостевой комнате Лидия Николаевна невидящим взором оглядывала всё вокруг. Стены в старых обоях, плохо вымытые два окна за серыми шторами, кровать с пролежанным матрацем, шкаф с неплотно прилегающими дверцами, телевизор, пульт в скотче. Крошечная кухонька выкроенная из части комнаты с электрическими плитой и чайником, с вечно чем-то недовольным ворчливым маленьким холодильником, квадрат прихожей с желтым светильником под потолком и ненадежно прибитой вешалкой, шумный санузел за тонкой дверью, в ржавых потеках ванная и железная раковина с липким обмылком в старой мыльнице. Везде стоят пакеты с её одежной, обувью и вещами. Какой-то бесконечный хаос и ощущение разрухи опустошали душу Лидии Николаевны.

Она медленно думала, что на те деньги, что теперь имеются в её распоряжении, можно было бы купить однокомнатную квартиру, отремонтировать, обставить её и жить, наведываясь к детям. При мысли о детях в горлу подступило нервное удушие, но глаза остались сухими. Приходить к ним и опять видеть в их глазах осуждение, непонимание, отстраненность. Опять ловить их взгляды, спрашивать беззвучно: «Почему?» и не получать ответа. Мысли кружили на одном месте и подводили её к тому, что надо покинуть родной Воронеж и попытаться укорениться в совершенно чужой стороне. Сменить знакомых на незнакомых, сменить леса на степи, уютный старинный город на непонятный поселочек «Рокотово». В самом названии которого слышны и гром, и недовольство, и тяжкий перст судьбы, рока.

Она потянулась к сумочке и достала телефон.

- Слушаю! - недовольный голос Бирюкова почему-то показался ей родным и близким. Как последняя соломинка, как гаснущий луч во тьме.

-Степан Иванович, доброго вечера! - поздоровалась она. - Я собираюсь приехать.

-Давно пора! - буркнул Бирюков.

-Да, конечно,- не к месту улыбнулась Лидия Николаевна. - Правда билеты ещё не брала и точной даты назвать не могу. Я бы хотела просить вас о помощи.

-Что такое?

-Вы не могли бы сообщить мне какой-нибудь номер телефона такси, чтоб я могла к вам добраться от вокзала. Адрес я Верочкин назову. Если вас не затруднит… - она совсем растерялась от собственной нескладной речи.

-Я такси не пользуюсь. - «отрубил» Бирюков и добавил. - Возьмете билеты, обязательно сообщите когда прибудете. Понимаете меня?

Последняя фраза прозвучала грубее, чем могла бы быть, но Лидия Николаевна устала от заноз и травм, нанесенных ей, и ни как не среагировала.

-Да, поняла. Спасибо! - ответила она уже отключившемуся от звонка Бирюкову.

«Если б во мне были слезы, из глаз моих шел бы снег.» - грустно пел женский голос из радио такси, везшего Лидию Николаевну на вокзал. И Лидия Николаевна прислушалась. Сначала к словам песни, потом к себе, к своему состоянию и в самом деле слезы кончились. Пришла пустота и усталость.

Носильщик помог разместить три чемодана под полками. Лидия Николаевна села и уставилась в окно, за которым проплывали любимые места, знакомые дома и просто не раз виденные кусочки воронежской земли, синяя лента реки, отзеркалившая на несколько мгновений ослепительное заходящее солнце. Проплывали, ускоряя бег от неё, всё быстрее и быстрее, пока не превратились в зеленую ленту кустарников и деревьев, растущих вдоль полотна дороги. Голубое небо на ними постепенно темнело, пока не стало просто черным квадратом окна вагона, отражающим в себе, как в зеркале, ещё одну грустную и потерянную женщину, освещенную тусклым светом лампы, одиноко сидящую в пустом купе и несущуюся со скоростью разогнавшегося локомотива в неизвестность.

Ближе к четырем утра состав подкатил к перрону, о чем проворковало радио и громко сообщил проводник вагона. На здании, со стороны рельс, крупные синие буквы, тонущие в тугом тумане, высвечивали «Ростов-на-Дону». Лидия Николаевна с помощью проводника вышла из вагона. Пассажиры обменялись своими местами: прибывшие заняли на перроне место убывающих и поспешили к выходу из вокзала, а убывающие разместили в вагонах на полках прибывших. Постепенно Лидия Николаевна осталась одна в окружении своих чемоданов.

Густой туман, молочно-непроглядный, размывая все очертания, расширяя любой источник света в мутное белое пятно, плотным облаком занял всё пространство, даже вытянув руку можно было увидеть начинающуюся нечеткость на кончиках пальцев. В этой размытости и неясности все казалось зыбким, неверным и смутным. Погруженный в ночную тьму и туман, город виделся миражом, призраком, кое-где освещенный яркими огнями, без опор, просто так висящими в воздухе. Крупные тяжелые капли конденсата падали, издавая громкий ляпающий звук, от которого создавалось впечатление идущего дождя. Слегка поеживаясь, больше от недосыпа и беспомощности, Лидия Николаевна искала в тонущем мраке перрона носильщика или хоть кого-то, кто мог помочь. Так как двумя руками три чемодана не унесешь. Но никого не найдя, решила переносить их поэтапно. Отнесет на несколько шагов один чемодан, а потом возвращается и несет к нему остальные. Худо-бедно преодолев некоторое расстояние на пути в выходу, Лидия Николаевна была отвлечена звонком. Звонил Бирюков.

-Степан Иванович? Доброй ночи! Что-то случилось? - почему-то заранее испугалась издерганая Лидия Николаевна.

-Где вы ходите? - не поздоровавшись бурчал Бирюков.

-Я… Понимаете… Тут некому помочь, а чемоданы… И я ещё не вызывала такси… - она сбивчиво попыталась объясниться и спросила. - Вы уже вышли встречать?

-Ваш поезд прибыл двадцать минут назад!- нервно заговорил Бирюков. - Где вы есть?

-Вы приехали на вокзал? - удивилась Лидия Николаевна.

-А вы хотели бы, чтоб я приехал в … - тут он осекся, сдерживая ругательства. - Я жду вас у выхода. Давайте скорее со своими чемоданами! Бабьё, хламья понабирает… - услышала она затихающий голос Бирюкова, вероятно в тот миг, когда он уже убрал трубку от лица, и звонок отключился.

У ворот вокзала стоял коренастый мужичок, в кожаной кепке, маскирующей лысину, крепкий, сбитый, но не обрюзгший. Одет опрятно, скромно, даже немного серовато. Курил и прохаживался нетерпеливо по над забором. За пару десятков шагов завидев Лидию Николаевну, попытался идти ей на встречу, но охрана не пропустила. После недолгих пререканий всё же прошел и, схватив пару чемоданов, бросил через плечо:

-Стойте здесь! Я сейчас.

-Степан Иванович? - спросила она, узнав голос.

-Принц Датский! - буркнул Бирюков и растворился в тумане.

Через несколько минут явился снова и забрав третий чемодан, быстрыми шагами направился во тьму. Лидия Николаевна едва поспевала за ним, приходилось почти бежать, но это не омрачало её чувство благодарности. В старом отечественном автомобильчике, скрипящим каждым своим сочленением, каждым стыком и пружинами в сидении, было сухо, тепло и чисто. Машина шла плавно и тихо, из чего можно было бы предположить, что хозяин её бережет и заботится с большим вниманием, но не может преодолеть возрастные изменения. Как и свою нарочитую грубость, прячущую под собой чуткое внимание и ответственность честного человека.

Ехали молча. Он сосредоточено глядя на дорогу, она рассеяно озираясь по сторонам.