Интерлюдии

Интерлюдия первая. Не ходи сюда.

Утро первого октября выдалось прохладным. Свежий ветер залетал в разбитые окна гостиницы «Белый ключ», гонял по вестибюлю обрывки бумаг, словно нехотя шевелил плотные шторы – их почти сорвали нападавшие в момент штурма. Но не до конца. Одним краем занавеси ещё держались, поэтому в холле было сумрачно. И тихо.

Живых здесь не было. А если бы кто-то живой рискнул зайти в гостиницу, то заметил бы явные следы скоротечного боя: ружейные и пистолетные гильзы на полу, во множестве; запах пороха – он ещё не выветрился, потому что ветер поднялся совсем недавно… И ещё какой-то запашок – ну очень нехороший, тяжёлый, гнилой… И общее разорение обстановки – перевернутая стойка регистрации, сломанные кресла, упавшие картины, осколки посуды… И большие тёмные пятна на полу, подозрительно напоминающие кровь.

Лучше бы, конечно, живому человеку не рисковать, и в эту гостиницу не заходить. Потому что живых здесь нет, и даже трупов здесь нет.

Но постояльцев в гостинице хватает и сейчас – и эти гости ждут тёплой живой крови. «Синяки», ходячие мертвецы, известные также как зомби. В комнатах и в темных коридорах, на кухне и в кладовках – они стоят и сидят на корточках: без движения, без дыхания, но в полной готовности убивать.

Так что, путник – лучше проходи мимо. По дороге, мимо поклонного креста, к повороту на Центральную усадьбу Национального Парка, где «Визит-Центр». Там, по крайней мере, нет живых мертвецов. Там, за крепким забором, есть гостевые домики, может там ты найдёшь временное пристанище. Живые люди? Нет, их там тоже сейчас нет. Они ушли в Парк дней пять назад. Сказать точнее – уехали, в горы, на четырёх квадроциклах. Но очень может быть, что они скоро вернутся. Да. Пора бы им уже.

Интерлюдия вторая. Записки постороннего.

Первый раз мне повезло, когда я приехал на вокзал на такси. Было это в субботу. Кажется, 22 числа. Но точно я не уверен – календаря нет. Даже какое число сегодня – и то не знаю, первое или втрое? Спросить не у кого. А телефон давно разрядился. Так вот. Вы спросите, почему повезло? А потому, что на такси.

Ехал бы я на трамвае – сожрали бы ещё тогда.

А было так. Билет я купил на ночной поезд до Москвы. Других и не было. Отправление в 23:48 московского, а по местному (+2 часа) – аж почти в два ночи. Рисковать я не хотел, поэтому решил приехать на вокзал заранее. Всё равно делать мне было нечего. Из гостиницы я выбыл ещё днём, закинул свой нехитрый командировочный скарб в рюкзачок, да и отправился в город – коротать время. Сходил в музей холодного оружия, полюбовался клинками. Ничего не купил, пожадничал (цены там ломят не гуманные), а потом не раз пожалел об этом. Хреново всё же без ножа в такие времена.

Что ещё? В кафе сходил. Погулял по городу, поглядел сверху на пруд, раскинувшийся в чаше гор. А потом решил – а поеду-ка я на вокзал! Пусть и сильно раньше, зато гарантированно не пропущу свой поезд… Да, я такой. Осторожность и предусмотрительность – это моё второе имя.

А по каком-то капризу (кутить так кутить!) – решил не спрашивать у местных жителей, где ближайшая остановка трамвая, а шикануть напоследок. Эй, такси!.. Ни Убер, ни Яндекс-такси сюда ещё не добрались. Поэтому я просто подошёл к характерно скучающей «двенашке» без шашечек, и спросил усатого водилу:

— До вокзала, стописят?

— Двести. – отрезал усач.

— Ладно, поехали.

Ехали недолго, почти без приключений. Только почти у самого вокзала случилось «Чэ-Пэ». Дорогу нам перегородил трамвай, вставший аккурат на переезде. В трамвае явно что-то происходило – сквозь большие окна электроповозки было видно, как мечутся внутри люди. То на одну сторону всех понесло, то на другую… Трамвай, кажется, даже немножко качался с борта на борт, на своей-то железной подвеске! Раздавались приглушенные стеклом крики.
Внутри, реально, происходила какая-то жесть. Вот одно окно изнутри окрасилось красным. Вот другое окно вылетело наружу брызгами калёного стекла.

— Там поножовщина в салоне, что ли? – задумчиво спросил усач. Как будто в местных трамваях это обычное дело. Я даже не нашёлся, что ответить. В этот момент кто-то, наконец, догадался открыть двери. Знаю, там внутри есть такая специальная кнопка. Её нашли, наконец, и нажали.

Из дверей трамвая выплеснулись люди. Многие в крови, в своей или чужой – не разобрать. Теракт? Но взрыва не было. Окно просто разбили изнутри – и снова я знаю, я вообще смекалистый – там такой молоточек есть специальный… А вот и он!

Молоточек торчал во лбу женщины средних лет. Но большого вреда он даме не причинил, потому что она шла – пусть несколько неуклюже – как раз в нашу сторону. Лицо женщины было синеватым – странный макияж, ещё подумалось мне. А рот женщины был окрашен красным, но не помадой. Слишком явно капала на её подбородок кровь – яркая, алая, артериальная. Это я тоже знаю. Говорю же – смекалистый.

Ногти женщины с молоточком проскрежетали по крылу «двенашки», потянулись к водительскому окну. Усатый бомбила едва успел закрыть стекло с кнопки. Просто чудом. А женщина продолжала скрести ногтями по стеклу. Этот звук меня нервировал. Водителя, кажется, тоже. Потому что он сказал:

— Другой дорогой поедем. Чуть дальше получится, поэтому триста.

Я был не в том настроении, чтобы торговаться. Кивнул. Водила дал заднюю, женщина упала – помню, я ещё успел подумать – «Хорошо, что не под колёса!» – какая наивность… Но кто ж знал?

Мы покружили по каким-то тихим улочкам, и буквально через пару минут остановились у вокзала. Но здесь тоже было не всё хорошо. Машин на привокзальной площади почти не было. Людей, в общем, тоже. Живых, я имею в виду.

А вот мёртвые были. Я помню – мой мозг в первые минуты отказывался это воспринимать, настолько, что я даже удивления особого не испытал. Ну лежат тела перед зданием вокзала, тут и там. Пять или шесть. Кино снимают, что ли?

Мы с усатым водилой просто обалдело сидели в машине. Я понимал, что надо бы, конечно, расплатиться и выйти… Но выходить как-то уж очень не хотелось. Это мой мозг сам, на автомате, принял верное решение.

Я правильно сделал, что не вышел. Потому что ближайшее к нам тело, распростёртое в луже густеющей крови, вдруг дёрнулось и неловко попыталось встать.

Тут же из дверей вокзала высунулся человек в полицейской форме, с коротким, чуть ли не детским, автоматиком. Прицелился, дал короткую очередь. Тело снова улеглось в лужу, завозилось там в липком, красном.

— Валите отсюда быстро! Вокзал закрыт. Поездов не будет! – крикнул в нашу сторону полицейский, и сделал автоматом такой недвусмысленный жест, что стало сразу ясно – лучше послушаться и свалить. Автомат уже не казался таким игрушечным

— Куда поедем? – меланхолично спросил усатый, трогаясь с места. – Здесь стоять нельзя, видишь?

— Да хоть куда! – ответил я. Нет, ну правда, а что я мог сказать. Город не знаю толком, три дня тут всего...

— Я домой, пожалуй, поеду. На Свердлова. Рядом тут.

— Там гостиница есть какая-нибудь? – я уже понял, что в тот гэст-хаус, откуда я сегодня съехал, вернуться будет проблематично. Он далеко, через весь город… Не повезёт усач.

— Нет рядом гостиницы. Ближайший отель – Металлург. Это примерно, откуда мы приехали. Если туда – давай ещё пятьсот. Итого с тебя… тысяча. Деньги сразу, или выходи.

— Да вы опухли, гражданин, до полной бессознательности! Сначала двести, потом триста… даже пусть пятьсот сверху, это восемь сотен, а не «штука».

— Не нравится – давай триста и выходи прямо здесь.

— Нет уж. Здесь не выйду. Давай так: держи пятьсот, и езжай куда хотел. Домой, на Свердлова. Там выйду.

— Как скажешь. – также меланхолично промолвил усач, принимая из моих рук мятую купюру с памятником Петру Великому. Почти земляк, однако (я про памятник).

Улица Свердлова оказалась совсем рядом, ехали даже меньше пяти минут. Ну и жучара этот усач! Срубил на мне «пятихатку» за каких-то пять минут езды.

Но особой злости на него у меня не было. Бомбилы – они такие, всегда задирают цены, случись что нехорошее. А что же такое нехорошее сейчас произошло? Шестерёнки у меня в голове вращались с бешенной скоростью, пытаясь связать воедино события последних минут. Трамвай. Женщина с молоточком во лбу. Трупы у вокзала. Полицай с автоматом. Поезда не ходят… Нет, не складывалась пока картина.

— Приехали, вылезай. – перебил мои мысли усатый водила, остановив машину в тихом дворике. Старые пятиэтажки, все в зелени. Берёзки вдоль улочки. Рядом ещё пара многоэтажных домов, а за ними явно городская окраина, «частный сектор». Ещё дальше – горы. Но по крайней мере, здесь не было ничего тревожного. Обычный район, спокойный. Люди гуляют, даже с детьми. Кто-то сумки несёт с продуктами. Вечер выходного дня, как никак. И погода прекрасная, золотая осень…

Я забрал свой рюкзак с заднего сиденья и вышел из машины. Стоял, осматривался, в размышлениях – куда бы теперь направиться. С одной стороны, времени до поезда у меня всё ещё с большим запасом. Сейчас – я посмотрел на экран телефона – всего 18:20. Вокзал недалеко, можно пешком дойти. Может, там, действительно, кино снимали? Должны же съёмки закончиться? Или полицейский пошутил. Не могут же поезда совсем не ходить, тут же Транс-Сибирская магистраль, как никак! Решено. Погуляю в этом тихом районе, может быть, найду кафе и посижу часок. А потом снова на вокзал. Вот будет смешно, если к тому времени там уже не будет никаких трупов, бутафорских луж кровищи и прочих странных вещей.

А усач не обманул – он действительно приехал домой. Я видел, как он запарковался на свободном месте и вышел из машины. Пикнула сигналка, грузный мужчина с усами вошёл в подъезд… И тут же вылетел обратно на улицу, держась обеими руками за шею. Нет, странные вещи не закончились. К сожалению.

Таксист, усач, бомбила – короче, мой недавний знакомец – присел на лавочку, продолжая держаться за шею. Издалека мне показалось, что между пальцами проступает что-то красное. Но это можно было списать и на моё не самое острое зрение, и на закатные краски. Вечерело же, и красное солнце катилось под горку.

Однако с таксистом, и правда, что-то было не так. Грузное тело сползло по спинке лавочки. Нехорошо человеку? Приступ? Сердце?

Тут его руки опустились, и я уже смог разглядеть – определённо и точно – по его шее текла кровь!

Я бросился к нему. Да, понимаю нелогичность своего поступка. Усач только что «обул» меня на лишние три сотни, хотел вообще обобрать, проявив себя феерическим мудаком. И ещё – уже множество «звоночков» прозвенело вокруг за последние минуты. Да что звоночки – это уже какие-то колокола, набат! Пора включать инстинкт самосохранения, наконец… Но нет. Я, как дурак, побежал к нему. Оказывать первую помощь? А что? Я могу. Непрямой массаж, искусственное дыхание, что ещё?

— Серёга, опомнись! – сам себе говорю я. – У него кровь на шее. Чем останавливать будешь?

— Возьму у него ключи от машины, там должна быть аптечка. – отвечаю так же сам себе.

— Какая аптечка? Ты ему жгут на шею наложишь, что ли?

Этот внутренний спор закончился, потому что я добежал до лавочки. Мужику уже было совсем хреново. Он захрипел – в последний раз, кажется – и обмяк. Жгут из аптечки точно не помог бы. Да и кровотечение, кажется, прекратилось. Кровь уже темнела, густела и сворачивалась. Тоже странно.

И снова – в который уже раз! – шестерёнкам в моём мозгу не дали докрутиться до единственного верного решения. То мои мысли таксист перебил своим «приехали», то он же – своим появлением из подъезда…

А вот теперь на сцене появилась новая фигура. Из подъезда вышел молодой человек в вытянутых трениках типа «абибас». Типичный гопник по виду. Гопники меня обычно не пугают, поскольку при моих габаритах (190 рост, 120 вес, причём не жир) я сам напугать могу почти всякого. Но тут я, извините, что-то струхнул…

Опять нечто странное, даже нереальное было в самой ситуации. В том, как двигался этот юный гопарь, в его кривоватой, неровной походке. В его глазах, наконец… Вот! Точно! Глаза у него были неправильные. Совершенно пустые. Без капли эмоций и разума. И очень расширенные зрачки. И синюшность. И кровь вокруг рта. Как у той тётки.

Шестерёнки в моей голове встали на место, и на табло высветился ответ. Да это же зомби, ё-моё!!!

Я отступил на шаг назад, потом ещё на шаг. Гопарь-зомбарь продолжал, пошатываясь, переть на меня. Я замахнулся на него рюкзаком. Не испугал. Пришлось всё-таки вдарить сбоку – с размаха, рюкзаком в голову. Он упал, но останавливаться и не подумал – пусть ползком, но за мной.

Да ну вас всех нафиг! – сказал я себе. Развернулся и побежал прочь.

Так начались мои приключения в этом симпатичном уральском городке, захваченном нежитью.

Интерлюдия. Двое на дороге.

Они были в дороге одиннадцать дней. Или двенадцать? Он уже сбился со счёта. Сначала, конечно, ехали на машине. От Кургана до Челябинска смогли добраться почти без проблем – тогда ещё не было столько блок-постов, да и повезло, что поехали не по федеральной трассе, а по «региональной» 37А, через Шмаково и Куртамыш. Он тогда похвалил себя за сообразительность – сразу понял, что на М-5 будет не пробиться от беженцев, фур и военных. Оказался прав – по «тридцать седьмой» движухи было меньше, практически свободно. И главное – ни одного блок-поста.
А вот дальше было хуже. Во-первых, не удалось заправиться на «Роснефти» ни в Целинном, на дальше, в Октябрьском. До Челябинска кое-как дотянули, но буквально на последних парах. И уже перед ЧКАД, тамошней объездной, возле какой-то очередной развязки, нашлась-таки работающая заправка. Совершенно «левая», то есть, ни к какой крупной сети не принадлежащая. Судя по узкоглазым физиономиям персонала –  казахстанская, что ли? Но и чёрт бы с ней, плевать уже, какой там по качеству бензин! Главное, он имелся в наличии. Кстати, бенз был, действительно, говно: вскоре после заправки на приборной панели «Туарега» зажёгся значок «Check Engine», но как зажёгся – так и погас. Переварил немец хреновое контрафактное (или контрабандное?) топливо. И плевать даже на то, что за семьдесят пять литров «девяносто пятого» пришлось отдать три «красненьких». Хрен с ним, пусть 200 рублей литр. Хорошо ещё, что вообще рубли принимали…

Ну а после Челябинска удача от них отвернулась. С объездной дороги на М-5 еле пробились. Здесь, на развязке, уже стоял блок-пост Росгвардии. Хмурые ОМОНовцы в полном «тяжёлом» облачении в Челябинск не пускали вообще никого, из Челябинска тоже не выпускали, а из проходящих мимо, по трассе, пропускали только военные колонны и иногда ещё фуры – то ли у камазистов были какие-то спец.пропуска, то ли (скорее всего) они щедро платили, и не деньгами, а товаром.

Но здесь выручили его «корочки». Всё-таки, надпись золотым тиснением – «Прокуратура Российской Федерации», она кое-что да значит. И пусть не прокурор, а всего лишь «помощник заместителя» – ксивы с гербовой печатью оказалось достаточно. Тогда, в первые дни заварухи, это ещё работало. Потом – уже нет.

Сначала их тормознули на следующем блок-посту, где-то под Миассом. Опять Росгвардия. Только командовал здесь упёртый капитан по фамилии Малашко – так значилось у него на нагрудном шевроне. Солдафон, сущий цербер. На прокурорские корочки даже смотреть не захотел. «Не пущу» – и всё тут.

И то, что с ними ребёнок, капитана ничуть не тронуло. И что едут они под Самару, к тестю генералу – тоже ни грамма не интересно ему. Хорошо ещё, что револьвер наградной удалось припрятать. А то бы капитан и его запросто мог изъять – «Не положено», и всё…

Был же, кстати, приказ об изъятии всего оружия у гражданских (кому, как не помощнику зам.прокурора, знать о том) – и капитану он, конечно же, был доведён. Но тут пронесло. Револьвер был надёжно спрятан под водительским сидением «Туарега».

А капитана, в итоге, им удалось обмануть. Один комплект ключей от машины он у них забрал. Но у Лены был ведь второй! Осталось дождаться позднего вечера, улучить момент, когда злобный цербер отправится отдыхать, оставив за себя недотёпу-сержанта. Тогда они беззвучно отключили сигналку, тихо открыли дверцы, он сел за руль, а Лена с сонным малышом – назад… И когда он втопил газ, и движок выдал свои 249 лошадей, машина рванула с места так, что аж резина, кажется, задымилась. Пока сонный часовой добежал до пулемёта – они уже оторвались. Ушли.

Двигаться дальше по трассе на запад они, конечно, не могли – там всё бетонными блоками перекрыто было. Поэтому уходить пришлось влево, на юг, на какие-то второстепенные дороги. Бумажной карты у них не было, и карты в смартфоне у него и в айфоне у Лены тоже стали бесполезны в отсутствии сотовой связи. Но примерное представление об этих местах у него в памяти имелось – ездил он как-то сюда, вывозил семью на Устиновский каньон, на Чашковсий хребет… так что дорогу примерно знал.

Чуть не ушёл, правда, в сторону Башкирии – пропустил по темноте нужный поворот, но вовремя сориентировался, развернулся – и попёр лесными дорогами в сторону Ленинска. Оттуда хотел вернуться обратно на трассу – где-то в районе Атляна.

И вот там им опять не повезло. Там их едва не убили. Так что, может быть, и прав был капитан Малашко, что не хотел их пропускать, пугал здешними «нехорошими местами». Места тут действительно, недобрыми оказались.

Они и не заметили по темноте этот самый Атлян. Ехали спокойно, радовались, что обманули судьбу и капитана-цербера. И тут в пассажирскую дверь снаружи ударило, разбудив малыша на заднем сидении. Потом оказалось – камень. И тут же – ударило ещё раз, теперь где-то спереди, и по-другому, более хлёстко. Тут уже не ошибёшься – выстрел. Пришлось давить на педаль, снова выжимать из движка максимум крутящего момента. И снова – оторвались! Но едва разогнались до ста двадцати – и машину вдруг дёрнуло, повело влево. Хорошо ещё, трасса была пустынной, навстречу никого. Выровнялись. Но скорость пришлось сбросить. Кажется, пробили переднее колесо. И что-то не то с движком – вдруг показалось, что не тянет машина, теряет мощность. И тут же впереди, по левой стороне, блеснула за деревьями вода, и рядом огни маленького придорожного кемпинга. А у них уже и не было особого выбора. Надо останавливаться на ночлег. Лучше так, чем в чистом поле.

Оказалось – не лучше.

Нет, сначала было нормально. Ночь спокойно прошла. Им дали двухкомнатный номер, довольно чистый и не слишком дорогой. Посочувствовали – да, неспокойно теперь на дорогах, да и вообще везде. Пообещали – утром откроется шиномонтаж, можно будет завулканизировать пробитое колесо. И машину найдётся кому посмотреть. Так что есть надежда, что всё удастся исправить, если, конечно, пуля не задела ничего критически важного.

Лена увела в номер хнычущего сонного малыша, а он ещё побродил по стоянке, осмотрел машину – нашёл вмятину от камня на задней двери и отверстие от пули в переднем крыле. Забрал из под сиденья револьвер. Покурил, глядя на озеро, и тоже отправился спать.

А утром всё окончательно пошло наперекосяк. Пока он досматривал какой-то тревожный сон, Лена решила спуститься на ресепшн, чтобы заказать завтрак. В полудрёме он слышал, как она выходила. И окончательно проснулся, когда она вбежала в номер, зажимая рану на запястье. С руки капала кровь. «Сон в руку» – так говорят? Кошмар, от которого они пытались убежать из Кургана — настиг их здесь, в маленькой придорожной гостинице под названием «Песчаный берег».

Хорошо, что малыш ещё крепко спал. Хорошо, что револьвер под подушкой – он вовремя вспомнил вчера, догадался забрать. Поэтому, когда Лена сначала умерла, а потом едва не воскресла – он не медлил. Он знал о первых признаках ресуррекции (разумеется, ему, работнику прокуратуры, многое о заражении было известно раньше, чем всем обычным гражданам). И когда глазные яблоки только что умершей жены начали снова двигаться под веками – он накрыл её красивое лицо той самой подушкой, и взвёл курок.

Выстрел оказался совсем не громким. Даже сын в соседней комнате не проснулся. И тогда он оделся, закрыл мальчика в номере, и пошёл зачищать эту маленькую гостиницу.

Мертвяков оказалось всего трое: одна женщина, та самая, что вчера выдала им ключи от номера, и двое мужчин. Все явные зомби. Один мужчина, постарше – вероятно, хозяин кемпинга. Второй помоложе, похожий на водителя-дальнобойщика. Если кто и мог принести сюда заразу, то скорее всего именно он.

Пяти оставшихся зарядов хватило на троих. Всё-таки, хорошая машинка этот Стечкин-Авраамов.[*]

А вот дальнейшие события того дня перепутались в его памяти. Как будто сработала какая-то защита, и мягкая шторка упала на мозги, милосердно прикрыв жестокую реальность. Как он заворачивал Лену в покрывало – помнит. Как выносил её тело из номера – уже нет. Как искал в подсобке лопату – помнит. Как копал яму на границе леса у озера, как опускал в могилу? Нет, это стёрлось. Залито слезами.

Помнит – как пытался завести машину, и ничего не получилось. Ещё бы – такая лужа масла под «Туарегом», видимо из пробитого пулей картера. Что сюда дотянули полтора километра от Атляна – почти чудо.

Помнит – как искал на кухне молоко для сына, кофе для себя и какую-то ещё еду. А что именно нашёл – покрыто мраком.

Помнит – как успокаивал сына, говорил, что мама уехала вперёд, а им надо скорее собраться за ней вдогонку, и тогда, если малыш будет хорошо кушать и слушать во всём папу – они быстро маму найдут.

Не помнит, как ворочал труп хозяина гостиницы в поисках ключей от серого «Дастера», стоящего на парковке. Но судя по всему, нашёл. И как перекачивал бензин из убитого «Туарега» в этот «Дастер» – тоже уже не вспомнить. Но перекачал, раз хватило до Веселовки. Хватило бы и дальше – но как раз в Веселовке машину пришлось бросить. Что-то там опять не то вышло с местными. С живыми или с зомби? Нет, этого никак не вспомнить. Но патронов в револьвере опять убавилось, и скорее всего – именно там.

Следующие несколько дней они с сыном шли пешком, по лесным дорожкам, горными долинами, то вверх, то вниз. Одежда (и особенно обувь) у него были явно не для таких походов. Лёгкая осенняя куртка, хорошие кожаные туфли от Gucci – они ведь на машине собирались весь путь проделать, не пешком… Гуччи эти теперь только выкидывать. Но и чёрт с ними! Хорошо ещё, что собираясь в дорогу, Лена положила ему в рюкзак пару свитеров, сменное бельё и шерстяные носки. Как-то перебивался этим. Зато у малыша с тёплой одеждой всё было намного лучше – заботливая мать собрала ему целый зимний гардероб (предполагали ведь, что ребёнок может остаться у деда надолго, на зиму – точно). На ночёвках отец укутывал мальчика в кучу одёжек и прижимал к себе. Так им было тепло.

Ночевали они в охотничьих заимках, на каких-то лесных кордонах. Три ночёвки было? Четыре, пять? Нет, не вспомнить.Сбилось всё. Но точно не меньше трёх: в одну из ночей шёл дождь, в другую малыша напугал далёкий волчий вой – пришлось доставать револьвер, показывать: вот, смотри, что у папки есть! Никакие волки нам не страшны…

А на третью ночь (это он опять помнит в деталях) на душе было так погано, что самым лучшим выходом виделось – сунуть ствол револьвера в рот, да и покончить на этом со всем проблемами. Сдаться.

Он даже, кроме шуток, поднёс ко рту кургузый ствол, и (только не смейтесь!) облизал языком дульный срез, кисло пахнущий сгоревшим порохом. Но вспомнил о сыне и передумал.

Вот как они дошли до Зюраткуля – но какой это был день по счёту, и сколько всего они прошли – это опять тайна. Но дошли же. А чем питались в дороге? Тут смутно. Какая-то еда была. Может из гостиницы, а может в Веселовке разжились? Но чем-то питались, не голодали. Вот сигареты кончились, их ему очень недоставало. Только в Зюраткуле удалось покурить. Это он помнит.

В Зюраткуле ему вообще понравилось. Озеро красивое, горы вокруг. Люди оказались на удивление добрые, отзывчивые. Они с сыном первым делом зашли в магазин на въезде в посёлок, и женщина за прилавком, увидев мальчика, всплеснула руками – «Ах, да откуда же вы? Мальчик голодный, наверное?» – и угостила малыша молоком с печеньем, а ему налила горячего чаю и дала начатую пачку «Петра».

Здесь им удалось пополнить запасы еды и найти ночлег на какой-то турбазе. Постояльцев на базе не было – только одинокая дежурная и её пугливый кот. У них с сыном, конечно, не было ни путёвки, ни брони, но дежурная с котом вошла в положение и дала им маленький домик с печкой и запасом дров. А денег взяла совсем не много. И правда, зачем ей деньги в этой глуши? Но как раз деньги – это то немногое, что у него ещё оставалось, и что он мог ей предложить. Ему показалось, что женщина взяла купюру с каким-то удивлением. Как будто лишь для того, чтобы не нанести ему обиды отказом.

Зюраткуль – место вообще туристическое. Но ясно, что как началась заваруха, так туризм и закончился. Местные, понятно, всё равно как-то выживут – в озере рыба, в лесу грибы, ягоды, лоси… Наверное, могли бы и они с сыном здесь остаться. Женщина с котом вряд ли бы стала их прогонять. Жили бы в домике с печкой, перезимовали бы как-то. Эпидемия зомби обошла это место стороной, глядишь, и дальше было бы так же спокойно. Благо тут кругом Национальный парк, на въезде кордон. А главное – глушь.

Он думал, конечно, над таким вариантом – остаться здесь, ловить рыбу на озере, любоваться горами. И малышу здесь было бы хорошо – чистый воздух, парное молоко, прогулки по осеннему лесу. А там и зима, снежки, Новый год… Тут точно было бы лучше, здоровее, чем в городе.

Но нет. Ему надо было обязательно добраться до Самары. Во-первых, надо сообщить тестю о том, что произошло с Леной. Во-вторых, и это даже важнее, он сам уже понимал, что с его рассудком происходит что-то не то. Наверняка желание лизнуть ствол револьвера, ощутить губами пороховую кислинку – оно ещё вернётся к нему. И не факт, что в следующий раз он с ним справится. Так что мальчика надо отвезти к деду. Генеральская дача – всё-таки, более подходящее место, чем жалкий домик в забытом Богом посёлке.

О том, что в миллионной Самаре может быть ещё хуже, чем в сравнительно небольшом Кургане, он не думал. О том, что тестя может уже не быть в живых – тем более. В голове у него, действительно, что-то помутилось. И как они с сыном ушли из посёлка (и на какой день?) – он тоже не мог вспомнить. Но продукты в дорогу не забыл – купил в том же магазине, где немолодая, на всё ещё красивая женщина поила их молоком и чаем.

Возвращаться на М-5 он не рискнул – снова выбрал лесные дорожки, понимая, что в лесу сейчас опасностей меньше, чем на федеральной трассе. В лесу только волки… А зомби страшнее. И люди не везде такие отзывчивые, как на Зюраткуле (он же помнил – был ещё Атлян, была Веселовка, где тоже не добром удалось им пройти). Наконец, были блок-посты, их тоже хотелось обойти стороной.

Ещё два дня шли лесами, ночевали в избушке на берегу заброшенного карьера. Когда-то давно здесь добывали руду, прошло много лет, и земля залечила рану – разрез заполнился чистой водой удивительно красивого цвета. Даже рыба играла на закате… Эх, если бы он взял удочку!

Следующим днём они всё-таки вышли на трассу, где-то между Саткой и Бакалом. Еда, купленная в магазине, уже заканчивалась, надо было пополнить запасы. Поэтому пришлось рискнуть.

Им повезло – движения по трассе не было, блок-постов на этом участке тоже. Они пошли по обочине на запад. Через несколько километров, на очередной разграбленной стоянке дальнобойщиков, им удалось найти не до конца опустошенный придорожный маркет, и в нем немного еды. Ещё он взял оттуда тележку. По асфальту её легко было катить, всяко легче, чем тащить на себе рюкзак (мужчина к тому времени изрядно устал, похудел и оброс, став похожим не на холёного прокурорского зама, а на обычного бомжа). И ещё на тележку можно было посадить малыша, который тоже стал уставать и иногда тихонько ныл.

А если вдруг гул моторов извещал о том, что приближается транспорт – с востока ли, с запада – у них было достаточно времени, чтобы столкнуть тележку в кювет и спрятаться за деревьями самим. Несколько раз так и пришлось делать. Но не так, чтобы очень часто.

На следующий ночлег остановились в Бакале. Для этого пришлось свернуть с трассы и пройти пару лишних километров. Но оно того стоило. Их приняли в маленькой церквушке на краю посёлка. Молиться, конечно, не умели оба – ни он, ни сын. Кое-как покрестились на образа. Пожилой батюшка сам принял требу за упокой, и неловкие одеревеневшие пальцы вывели в записке имя «новопреставленной рабы божьей Елены». Рубли батюшка брать отказался, но зелёная бумажка с портретом Франклина решила вопрос. Священник что-то говорил насчёт панихиды и сорокоуста (и отцу, и тем более маленькому сыну, почти всё это было непонятно), а ещё пообещал путникам ночлег («Куда же вы на ночь глядя?» – сказал он). Это, конечно, не входило в перечень церковных услуг. Но, видимо, сто баксов – это всё-таки слишком много за поминальную молитву, а батюшка оказался порядочным человеком. Разумеется, ночевать их оставили не в церкви – отвели через улицу, поселили в пристройке у какой-то тугоухой старухи.

Утром отец с сыном продолжили путь. В церковь больше не заходили. А тележку свою взяли – пригодится.

И она пригодилась уже в скором времени – когда на выходе из Бакала он решил проверить очередной придорожный магазин. Тут снова всё как в тумане – то ли там были какие-то люди, которые хотели сделать плохо ему и мальчику, то ли мертвецы на них напали? Нет, не вспомнить.[**]

Но после того маркета тележка наполнилась банками консервов и колы, шоколадными батончиками, чипсами и прочей вредной ерундой, которая обычно продаётся в придорожных магазинах. А патронов в барабане осталось совсем мало. Всего два. И коробочка, что была у него в рюкзаке, оказалась пуста. Когда успел расстрелять шестнадцать? Тайна.

В тот день они прошагали примерно двенадцать километров по трассе, время от времени прячась от проходивших военных колонн в кустах на обочине. Ни зомби, ни плохих людей больше не встретили. Заночевали возле придорожного рынка – пустого, разграбленного, как и везде. Там был ларёк под смешным названием «Мир унтов» – весь товар из него вынесли до них, а жаль, новая обувь ему бы не помешала: городские туфли уже разваливались после горных тропинок, правый каблук почти совсем отвалился. Глядя со стороны, его можно было бы принять за хромого калеку… Но унтов в ларьке, увы, не осталось. Хорошо ещё, нашлась какая-то тара – мешки и картонные коробки. Из них он сделал постель для себя и сына. Сорванную дверь кое-как удалось повесить на место, чтобы защититься от холода и чужих глаз. А огонь они зажигать не стали. Ужинали в темноте. Он курил (наконец-то удалось разжиться какими-то приличными сигаретами вроде «Парламента»), а для мальчика открыл шипучую баночку «Колы».

— Держи, это вкусно. – сказал он сыну. – Слушай, там пузырьки. Не бойся, пей.

Сын сделал несколько глотков, и вернул банку ему, жестом показал – «Теперь ты пей». (Малыш вообще не разговаривал в свои четыре года. Врачи лишь качали головами – «задержка развития». Но отец понимал мальчика и без слов.)

Ночью их никто не тревожил, а утром они снова рискнули идти вдоль дороги.

Следующие дни (два или три?) в памяти не отложились. Но они миновали Юрюзань и Усть-Катав, пересекли маленький «аппендикс» Башкирии, и теперь шли на запад вдоль трассы в сторону Сима.

Сзади, примерно в полукилометре, их догоняла колонна, возглавляемая военным «Уралом».

Примечания:

* Револьвер РСА (Стечкина-Авраамова), он же ОЦ-01, разработан в начале 1990х гг. в рамках конкурса «Кобальт» (9-мм револьвер для МВД под патрон ПМ). Первоначально выпускался на мощностях ЦКИБСОО в Туле, затем производство перенесли на ЗМЗ (г. Златоуст), где револьвер серийно выпускался до 2002 г. С 2005 года является наградным оружием, с 2006 года - личным оружием сотрудников Прокуратуры России.

** Очень интересно выглядит эта избирательная амнезия. Надо полагать, что сотрудник прокуратуры отлично знаком с 51 статьёй Конституции – «Никто не обязан свидетельствовать против себя самого, своего супруга и близких родственников…» – поэтому в случаях, которые могли бы быть истолкованы против него – просто отказывается от дачи показаний… Удобно, ничего не скажешь! (Примечание редактора).